Небо Рилота вновь было серым. Интересно, это всегда, или только Энакину так вечно везёт? Да и странно, как планета, на которой растут джунгли, есть самый настоящий лес, озера, долины, может быть такой невыразительной? Как будто местные вулканы никогда не спят, но все дымят, дымят, дымят.
Энакин вздохнул и передёрнул плечами. Очень неловко, но здесь Скайуокеру совершенно не нравилось, слишком уныло, серо, невыразительно. Возможно, так влияет атмосфера вечного рабства, а возможно все просто из-за оккупации проклятой КНС. Впрочем, должного этому факту возмущения Энакин не чувствовал. Да и вообще ничего особого не ощущал.
Они ведь - пусть и по одиночке - прилетели, не особо скрываясь. И лишь нервное возбуждение, какое-то болезненное любопытство и усталое принятие.
Разве так можно?
Энакин искоса взглянул на улыбчивого магистра Фисто с серьезными глазами, на Эйлу с каким-то странным выражением лица. И понял, что лучше и дальше молчать, а не возникать, как обычно, с гениальными идеями и нестандартными предложениями. Просто потому что эти разумные ставили Энакина в тупик. Вроде как такие же, но при всем этом, смирившиеся. Или воюющие со своим же собственным народом. Как будто так и надо. Как будто что-то стоит того, чтобы воевать против своих.
Стоит ли?
Энакину иногда казалось, что да. А потом он понимал, насколько это глупо. Ничего не стоит, и если уж умирать, то с честью, стоя плечом к плечу, лицом к лицу с врагом - так правильно.
А иначе? Иначе это получается слишком паршивая сказка. Ни одна война того не стоит.
А мир? - шепчет что-то в глубине души. Смог бы Энакин проигнорировать гибнущие планеты, чтобы спасти своих? Чтобы спасти джедаев?
Ещё месяц назад категоричное "Несомненно!" сменяется не слишком уверенным "Я верю в это". Энакин не совсем понимал, как своя же сестра может закладывать бомбу в дом и потом скрывать свою вину. Энакин совсем не понимал, как Совет мог так просто отвернуться, отказаться, отдать под трибунал. Не пытаясь даже разобраться, и даже с Баррисс Оффи, они даже защищая ее - и Энакин ещё может заглушить потерянное, злое и ядовитое возмущение, что Асоку не защищали, даже не пытались - всего лишь стояли за свою репутацию и власть.
Как же это противно.
Как же это больно.
Как же хочется ее найти, встряхнуть хорошенько за плечи и вернуть. Спросить, ну что ты делаешь? Ну что ты будешь делать после? Куда пойдешь, зачем?
Дом то ведь твой тут.
Только вот права не имеет. Энакин вежливо улыбается и пытается вникнуть в подробности местной обстановки и возможности предстоящей встречи с этим, как его? Чамом Синдуллой, как раз воюющим против своих. И КНС.
Усталая, но твердая женщина с глубокими морщинами в уголках глаз (много улыбается? плачет?) говорит тихо и четко. Почти лучше, чем старый друг Рекс, рапортуя по порядку.
А по иному не скажешь.
А ещё эта Тила очень похожа на маму. Чем-то совершенно неуловимым, роднящим куда больше расы, черных глаз или мозолей на руках.
Это тоже как-то слишком задевает, и Энакин предпочитает молчать, держась чуть позади Эйлы. Автоматически фиксируя бедную обстановку, каменные стены и низкий потолок.
Природные скалы. Где-то, наверное, в такой же, быть может, совсем недалеко, родилась и Эйла.
Хорошо, что ее от такого спасли. Энакин не может представить, чтобы своя, родная и понятная Эйла примирилась бы с вот этим. И не знала ничего иного.
Сосредоточиться на разговоре оказывается неожиданно просто, после стольких попыток. Стоит лишь подумать, что Энакин застрянет на этой грешной планете на лишние пару недель, как сразу оказывается готов бежать и сворачивать горы.
- Может быть, мы дойдем сами, по карте? - спокойно предлагает, вдумчиво выслушав предложение подождать пару дней, пока от Синдуллы прибудет проводник к лагерю. Как оказалась, лишние пару дней ему тут быть тоже очень и очень не хочется. – Р2 проложит маршрут.
Да и Сила поможет.
Только Тила смотрит остро и недоверчиво, так, что сразу понятно: несмотря на все договоренности и союз, джедаям тут как минимум не слишком доверяют. А возможно и просто совершенно не рады видеть.
Что ж. Война - такая вот штука. Приходится и принимать помощь от официальной армии Республики, и работать с местечковыми сепаратистами на их родных планетах. Невесело усмехнуть и принять, потому что все остальные-то уже сдались.
А Тила против. Говорит о том, что слишком опасно, запутанно, что невозможно передать информацию о возможном прибытии и ещё, и ещё, и ещё.
Пустые слова. Суть то она вот. Энакин кривит губы и отводит взгляд. Неприятно, когда тебе не доверяют. Впрочем, не в первый и явно не в последний раз. Несмотря на весь образ почитаемых рыцарей света и мира.
Придется тут ещё посидеть. А еще лучше – искренне понадеяться на хваленные дипломатические таланты магистра Фисто, проще говоря, что улыбчивый натуоланец сумеет очаровать и заслужить доверие этого шагохода в твиллечьем обличье. Не зря же про него столько слухов в Ордене ходит?
И даже как-то успокаивает, что все внимание вновь сосредотачивается на «главном, уважаемом и просто единственном настоящем джедае». Слегка обидно за Эйлу, Энакин все никак не может привыкнуть, что на Рилоте, на, забрак бодучий (что после трагедии с мастером Галлией вообще-то слишком грустно), на родной планете всех твилекков такое отношение к своим же леди. К таким восхитительным и умелым, талантливым рыцарям-джедаям своей же расы.
Энакин решительно не понимал. Кажется, даже к нему, юному недорослю, отношение как-то достойнее. Скайуокер лишь надеялся, что в личном рейтинге этой странной расы Эйла стоит все же выше любимого, но все же лишь астродройда АрДва.
И снова можно рассматривать темные стены, отдающие серым, низкий потолок и бедную обстановку, решительную и защищающую секреты этого смешного сопротивления Тилу, девочку, которая выглядывает из явно не слишком надежного укрытия. Кажется, она банально подслушивает такие «важные» взрослые дела, которые в детстве кажутся очень интересными. А как подрастешь – так и нет ничего скучнее. Это мило. Это напоминает о том, как малыш Эни подсылал дройдов-лазутчиков в зал Совета и потом с крайне умным видом слушал.
Понимая от силы треть. В исключительных случаях.
Энакин подмигнул девочке, одними губами говоря «Привет!».
Немного еще подумал, послушал действительно занудные, но нужные и столь же четко нужные разговоры. Потихоньку достал пару армейских шоколадок из кармана – кажется, хотел отдать Эйле при случае – и легонько отдал АрДва, пусть передаст. Он же смышленный дройд.
Все же хочется похулиганить.
- А разве кто-нибудь из местных не может нас проводить? – спросить все так же, как в прошлый раз, в очередной раз вмешиваясь в дискуссию. – Раз уж вы не доверяете нам координаты?
Да, тактичность, дипломатия и Энакин не слишком сочетаются.
Впрочем, Энакин все равно лишь только отвлекал внимание от небольшой диверсии. Вряд ли обнаружив, девчушке позволят остаться. А здоровое детское любопытство Энакин все еще помнил, принимал и уважал.
АрДва, тем временем, протягивал маленькой леди угощение с крайне независимым видом.
[sign]
[/sign][status]senator's wife[/status]

Отредактировано Anakin Skywalker (2018-04-10 20:46:07)

Аайла чувствует, как к горлу подступает бессмысленная, недостойная, неуместная, невыразимая - ярость. Она умеет сохранять лицо бесстрастным, если надо. Она умеет внутри себя корчиться и выть от боли - а вовне быть спокойной и собранной. Она умеет хоронить друзей и оплакивать то, чем они становятся чем дальше, тем больше - тем больше, чем дольше длится эта - проклятая - война. Она умеет оставаться спокойной, сдержанной, - эффективной - несмотря ни на что.

Как долго идет эта война.
Как она бесконечна.
Как многое потеряно, и потеряно безвозвратно.
Квинлан, учитель - вернулся, остался собой, так бесконечно далеко. Может быть, когда он вернется, война уже кончится.
Ксиаан, дорогая подруга, не вернется больше никогда. Небо над Салукемаем стало ей вечной могилой.
И сколько их, сколько их - бесконечно, невозможно, бессчетно - потеряно - и сколько будет потеряно еще. Эта боль, кажется, стала уже привычной - к этой боли не привыкнуть никогда. Только притупить чувства, только стереть эмоции, только... только делать что должна, и не думать о прочем.

...И только эта планета - единственная из всего невозможного количества планет - вызывала в ней такие - недопустимые, немыслимые, неправильные чувства. Будто она всегда была моллюском, улиткой в раковине, и раковина всегда была красивой и надежной, и верной защитой, и надежной броней... а вот сейчас из нее вынули этого жалкого, никчемного слизняка, крутят пинцетом и рассматривают брезгливо, мол, что, и это - все? это - все, что было внутри этой красивой раковины? скучный, обычный, никчемный кусок слизи...
А самое главное - то, как быстро здесь она сама начинала себя чувствовать именно так. Будто это отношение, несправедливое, неправильное, жестокое - правильно и единственно верно по отношению к таким, как она. Будто не было ни лет свободы, ни побед, ни воспитания, ни уверенности в своих силах - вот она, женщина-при-мужчине, и по делу будут говорить с ним, не с ней. Может быть, будут говорить со вторым мужчиной, пусть и более юным. Но не с ней. К ней обратятся - может быть - для подтверждения очевидного. Но не как к тому, кто может принять решение. Красивая кукла при мужчине, декорация - и какая разница, что на ней надето. У хозяев бывают разные... причуды.

Аайла едва удержала сухие и злые слезы, разом вскипевшие на глазах. Слезы - та же слабость. Истерики - женское оружие, поплачь, куколка, это смешно...
Ты можешь плакать, можешь злиться, можешь прятаться за мужчину - за того, кто может тебя защитить - это все допустимые методы. Только одного тут ты не можешь, не имеешь права - быть сильной. Быть сильной, спокойной, свободной. Ни ты, ни кто другой на Рилоте. Потому что не могут быть свободными те, кто продает в рабство своих матерей, жен, дочерей. Не могут быть свободными те, кто смотрит на себе подобных как на скот. Не могут быть по-настоящему свободными те, кто считает это нормой.
А ведь они все - хотят свободы для мужчин. Не для женщин, девушек, девочек. Для мужчин Рилота. Для тех единственных, кто имеет право на. Они отвоюют себе свободу - и женщины вернутся к тому, что привычно.
Привычное, обычное дело.
Рабство, въевшееся в кожу, в лекку, глубоко, до самого дна.
Рабство, которое устраивает всех.

Аайла с трудом разлепила спекшиеся губы - какое ты вообще имеешь право открывать рот, пока твой мужчина не разрешил тебе этого?, и ее собственный голос показался ей глухим и невыразительным, а слова, кажется, падали с языка ядовитыми черными слизнями.

- На Рилоте вообще опасно быть собой. Особенно же опасно здесь быть собой - умной и отважной женщине.

Она заставила себя перевести дыхание, усилием воли забивая куда-то глубоко в нутро свою ярость и ненависть - не к этой женщине, нет, не к тем, с кем она сражается бок-о-бок - ко всей этой планете, всей, целиком, будь она... будь она... - и жестом остановила девочку, уже помчавшуюся выполнять распоряжение.

- Не нужно...молока. Незачем отдавать нам то, что вы приберегли на случай праздника, - это уже больше не для Тилы, и даже не для Кита, скорее для Энакина, который...может даже не представлять себе уровень здешнего...достатка. - Я готова разделить с Вами лепешку из жареных насекомых, и, надеюсь, этого будет довольно для того, чтоб подтвердить наши...добрые намерения. Мы спешим.

Каждое живое существо в галактике живет согласно своим правилам. Они могут казаться дурными, слепыми и до неприличия абсурдными, но у каждого есть убежденность, что именно так жить – по-настоящему верно.
И сколько бы Тила не бросала свои ехидные реплики, Энакину ее было лишь жаль. Слишком хорошо он помнил таких, гордых, несгибаемых и совершенно изломанных да потерянных. Еще до храма, кажется даже до первого сна о цветастых клинках и бесконечной череде событий.
Гордость – единственное, что осталось у этой женщины. Ни любви, ни ребенка, ни жизни, лишь упрямая вера даже не в свои идеалы.
Я лучше тебя! Пусть у тебя есть кров, еда, жизнь, но я лучше тебя, потому что я гордая и не собираю на свалке мусор на продажу! И ребенка не заставляю! – слышал же, слышал много раз. И только крепкая ладонь мамы на плече мешала броситься с кулаками на противную «тётеньку», защищая честь матери.
Провалы, да, как же. Если ребенок будет всегда бояться провала, получится или ни на что не способный невротик, или, ну, будем честными, такой же сумасшедший, как сам Энакин. Бесконечно пытаться получить высшую оценку, во всем себя винить и не уметь отпускать.
И как там еще разорялся мастер, когда Энакин попробовал с ним поговорить об ушедшей Асоке? Принимай, как должно, и нет, если ты уйдешь и твое желание уйти – совсем другое, ты не можешь. Потому что Квай-Гон верил, потому что тебя воспитали и столько всего дали, потому что ты, чтоб тебя, персонаж бредни какого-то там идиота из старых времен.
Энакин улыбается маленькой твилекке –Гера, да? Красивое имя, - и старательно игнорирует привычку съязвить и оправдаться. Милая Тила, вы живете среди таких же как и вы. И как бы не ненавидели своих властителей, богачей и хозяев, но думаете вы одинаково.
Совершенно.
В высокомерной насмешке – ему самому. В снисходительном неверии – Эйле.
И даже в почтении магистру Фисто.
Удержаться трудно. Но возможно.
Энакин легонько стучит по кончику собственного носа указательным пальцем левой руки. Неизвестно, как сейчас, но раньше это был знак мира и удачи, «опознавательный» для всех своих, пилотов и техников любой расы и возраста, на Татуине. Ну, учитывая, сколько там бывало разнообразного люда, возможно, что и знает. А нет – так хоть повеселится.
- АрДва-ДиДва, - тихо и внятно представил. – А я Энакин.
Так проще, чем отвлекаться на звенящего недовольством мастера Фисто или на резкую Эйлу, которая, кажется, одновременно кипит и пытается, хм, предупредить? Или просто позаботиться о сохранности запасов местного населения, которое так ждет армии.
Ну придет она? И что будет дальше?
С кем бороться? С дройдами, другими твилекками или еще кем?
А джедаи-то до сих пор зовут себя «хранителями мира». Призванными по умолчанию знать и принимать повадки всех, уважать чужую культуру и судить.
Энакин же вспоминает, как к ним с матерью заявился джедай с компанией. И ели редкие ягоды, кашу, пили каф. Который и днем с огнем не сыскать. Джа-Джа все пытался сожрать все плоды инопланетных деревьев в одиночку, а Падме старалась не показывать, как ей не слишком нравиться пресная пища, которая то слишком твердая, то наоборот, излишне водянистая.
Интересно, если привести благоверной здешних галет из насекомых, она как отреагирует?
Почему то Энакину кажется, что за подобную мелочь Падме попытается отрубить ему голову. Ну или по крайней мере завизжит на ультразвуке, и вообще, не оценит.
Сила, как же он скучает. И насколько это видится милым, особенно, если жена еще и разозлится.
- Чоппер? А какая модель? Думаю, мой друг будет не против компании, - в Силе Гера светится любопытством и каким-то взъерошенным желанием помочь, чуть-чуть расстройством и тем самым, чистым и юным, совсем детским, беспокойством.
Энакин провожает малышку взглядом и тяжело смотрит на Тилу. Сейчас из рассеянного взгляда пропадает всякая теплота, легкость и смирение. Возможно, чересчур давит, но Энакин иначе не умеет. Точно также он смотрит на своих подчиненных клонов, офицеров и даже бедолагу Юларена, когда тот пытается спорить.
Хватит ли у вас, милая леди, гибкости принять слова Эйлы, не помешает ли уязвленная гордость увидеть в отказе от угощения не оскорбление, а попытку помочь? Посмотрим.
А в таких банд-формированиях всегда есть связные, которых ждать не так долго. Как и те, кому можно доверить остальное, если паранойя настолько в голову ударила.
Энакин смотрит изучающе, пристально, на лице и тени улыбки.
Ему все отчетливей кажется, что они попросту теряют время, пока вновь нападают на Фелуцию, Кристофсис, Родию.
Но молчать его заставляет не уважение даже – а острое ощущение надвигающегося шторма.
Давно такого не было. В последний раз накануне войны, когда было на все плевать, кроме изматывающих снов про мать и ощущение ускользающего времени.

Аайла почувствовала, как кровь закипает у нее в жилах. Ребенок предлагает быть их проводником - а эта... связная, прости Сила, колеблется, не уверенная, что им можно доверять настолько, чтобы... что? отпустить с ними ребенка? все-таки пустить их к... безусловно ценным для всего мира местным партизанам? Она с силой переплела пальцы, не выпуская их из широких рукавов верхней накидки - как же хорошо, что она сообразила надеть ее поверх привычного костюма... как же хорошо, что она подумала об этом еще до того, как сообразила, какими глазами будут на нее смотреть здесь... Лекку приходилось контролировать уже сознанием - уж где-где, а здесь их движения были б прочитаны однозначно. Если лицо у нее оставалось привычно-спокойным, то с лекку было сложнее.

"Велика сила паранойи", - зло думала она. - "Нет, как просить Республику о помощи - так все нормально. Прислали трех джедаев - мало. Карты не дадим, проводника нет. А нет, есть, но мелкая пигалица. Но ее мы с вами тоже не пустим. Потому что нельзя быть легковерными. А ну как эти джедаи за ближайшей сопкой разберут ее на запчасти и съедят!"

Ее совершенно невыносимо, иррационально злило то, что госпожа Тила, так и не ответив на напрямую заданный ей вопрос - не отреагировав ни на одну из обращенных к ней реплик - углубилась в обсуждение идеи девочки - Геры - таким образом, будто стоящих перед ней джедаев не было вовсе... ну или, по крайней мере, будто вопрос "устроит ли их такой проводник" не мог быть поднят в принципе.

Да, у них и впрямь не было выбора, помогать или нет. Республике нужен Рилот - а на Рилоте только и осталось, что это, голодное, озлобленное и ожесточенное до крайности, сопротивление. Но...если, судя по всему, их помощь не очень-то желанна... что они здесь делают? сколько времени им нужно потратить вот здесь, чтобы... дойти до Чама и получить еще порцию презрения и снисходительного "хорошо, помогите нам, так и быть"?

И как дипломаты умеют работать с таким...
Но она-то не дипломат. Вот совсем даже не.
И если здесь были нужны исключительно дипломаты - стоило посылать кого-то другого.
Впрочем, кажется, и дипломатия тут не очень-то поможет...

- Братья мои по Ордену, - нежнейшим, елейнейшим голосом произнесла Аайла - разве что руки на груди не сложила. - Насколько я могу судить, нас дезинформировали. Уважаемый Чам Синдулла не ждет нас и народ твилеков не ждет и не хочет нашей помощи. Разве должно джедаям вмешиваться в то, что идет, как ему должно идти? Разве должно джедаям оказывать нежданную и нежеланную помощь? Думаю, наш шаттл вернется в течение часа, стоит его вызвать. А по возвращении мы сможем незамедлительно написать рапорт с настоятельной просьбой выделить в помощь Рилоту более... достойно выглядящую армию.

Отредактировано Aayla Secura (2018-06-14 18:56:27)

Это все до абсурда напоминало детство. Те же никому не доверяющие люди, тот же скудный быт и ярая враждебность, что те, кто живут лучше, все должны тем, кому не повезло. Им же хорошо живётся! Совсем без проблем, всегда.
Так могут думать и о пришлых джедаях, и о простых фермарах, которые посмели быть свободными. И даже о таких же рабах. У которых просто лачуга чуть крепче, хозяин не вызывает безотчетного ужаса, а на столе даже иногда бывают скудные ягоды.
Энакину хочется скривить губы в презрении. И он бы сделал, несомненно. Вот только так некстати всплывает память о том, как умеют смотреть рабы. Пристально, цепко, отмечая любую непонравившуюся им деталь. Запоминая на будущее, чтобы после припомнить.
Хотя бы в мечтах.
Энакин помнит. Как сам смотрел --- так. И как на него смотрели, на них с матерью, как презренные рабы посмели купить аж целую пинту бакты прозапас. Который настал буквально через месяц, когда Энакин разбился в первых гонках Бунта-Ив. Забавно бы, что иначе не выжил. Уотто, конечно, был не столь сердит, как мог бы --- рискнул и поставил все на то, что мальчишка разобьётся у самого финиша. Но и оплачивать лечение не собирался, знал, скотина, прекрасно, что мама наизнанку вывернется, а умереть не даст.
Ведь за разбитый кар же должен кто-то заплатить, верно?
А теперь эта, Тила. С ее таким знакомым враждебным взглядом. И маленькая Гера, которая почему-то отчаянно напоминает Энакину его самого в детстве. Тоже немного нелепое и совершенно искреннее желание помочь симпатичным чужакам, то же немерянное любопытство и уверенность, что она-то! Она же ух!
Не хочется думать, что однажды эта искренность превратится в маску, чтобы никто не заметил, как устал. И никто не догадался, что будет, если ее снять.
А позитива и оптимизма на всё и всех просто не хватает. И остаётся лишь убежденность, что надо. Да проклятое упрямство, не дающее расслабиться ни на минуту. Потому что от тебя зависят люди. Потому что этих людей ты любишь.
Энакин держит лицо, с той же спокойной полуулыбкой смотрит на Геру. И думает, что бессмысленно. Здесь, почти как на Татуине, ничего не изменится. Никогда не меняется. Пусть они хоть сотни раз победят в войне, это ничего не изменит. Не здесь. Не на Татуине или в очередной какой-нибудь дыре. Вот на Корусанте, Альдераане, Набу - да, им победа нужна. А до таких мест, до простых людей никому и дела нет. Очень сложно принять, что во главе угла должно стоять не всеобщее благополучие, а благо государства. Даже не так, Государства. Потому что так выигрывает большинство. Которое, по словам Падме, поможет остальным.
Энакин обычно в ответ ей молчал. И думал, что когда-нибудь сумеет принять эту философию и видеть среди "хороших, добрых и богатых" миров лишь оплаты рабства и эксплуатации.
По крайней мере, он очень пытается. Потому что так говорит Падме. И пытается, как совсем неразумному, донести мастер. И даже канцлер Палпатин периодами доходчиво рассказывает о том, что все не зря.
Эйла выступает. И Энакин хочет ей поаплодировать, обнять, закутать в плащ и отправить отсюда подальше. Хоть бы даже и на передовую --- там, кажется, Эйле будет проще. А не как здесь. Только вот сделать что угодно из этого, значит унизить.
Потому что даже эта Тила смотрит на Эйлу, как на товар. На дополнение к нормальному джедаю и его юному подмастерью. Как-то мерзко.
Ещё более мерзко, что госпожа Тила-то сама тви'лекка. И думать, как она тогда оценивает себя и свою подопечную не хочется.
Хотя себя, наверняка, ставит выше Эйлы. Ведь она же близка к главе здешних партизан! Она борется! Пока эти джедаи там прохлаждаются.
Энакин был бы согласен. Если бы только прохлождались не на линии фронта. В компании малолетних детей, которые столь гордо величаются падаванами.
А потом --- или убиты, или предатели. Или изгнанные невиновные, которые чувствуют себя предателями.
Здесь же могут хотя бы уберечь детей. Пусть и не потому, что они дети, а потому что они --- дети, а лишь потому, что ещё "плохо умеют". М-да, мы бережем свою Родину, но на родных нам плевать.
А потом лишь вбитая с детства привычка не выносить сор из избы не даёт Энакину встать, коротко поклониться магистру Фисто и с превеликим удовольствием сломать ему нос четким ударом кулака.
Гера же совсем ребенок! Лет восемь, ну с натяжкой десять, не более. Куда он ее тянет? Зачем? В компании трёх джедаев, ладно, почти безопасно, но первое задание --- а за ним последует второе, третье, десятое.
Энакин надеется, что Тила не поведется. Энакин надеется, но знает, что нет, не получится. Потому что один ребенок - это всего лишь одна маленькая жизнь, куда тут до целой Родины?
- Прости, малышка, - тепло и горько улыбается девочке Энакин. И упорно не смотрит на магистра. Ему плевать, что мастер Фисто может просканировать его эмоции в Силе, но вот сдержаться и так очень трудно.
Это же дети. Мало мы погубили таких с заводами, бомбардировками, войной? Зачем сейчас-то втягивать?
Гера же совсем маленькая. Ей лет восемь, ну максимум десять. У нас уже и это --- солдаты?!
Спасибо, мастер Фисто. Я запомню.