Когда Лея была маленькой, она очень любила играть в войну и командира. Непонятно, откуда это, как смеялась мама, кровь сказывается. Отец тогда мрачнел, но убеждал жену, что Лея - только их дочь и ничья больше.
Ничья. Кроме Альдераана.
Сейчас Лея не чувствовала почти ничего. Ни того оглушительного горя, когда наблюдала за смертью всего, что было дорогого, ни невероятной радости от победы и той единственной мысли "выжили".
Лея просто тихонько сбежала со всеобщего праздника, спряталась в какой-то темной комнатке и пыталась думать, осознать и поплакать. Атмосфера же располагала, такая вот мрачная, готическая и немного лунного света из узкого окошка. Скорее даже бойницы, чем окна, определенно напоминало всё это вместе сказочную темницу. А такие как раз заточают принцесс.
Лея поежилась и щёлкнула выключателем. Тусклый жёлтый свет мгновенно разогнал поэтические настроения, выхватывая у темноты обстановку обычного склада. Ящики, пыль, затхлость. Необычным и правда было разве что окошко. Да и то, не слишком.
Лея уселась прямо на один из пыльных высоких ящиков прямо в своем белом платье - очередном белом платье. Одно искупалось в мусорке, другое перепачкалось о не слишком чистую летную форму мальчика Люка и ужасную куртку наглеца Хана. Тогда она радовалась. Тогда она ещё не понимала.
А сейчас Лея безбожно пачкает в Силе белую юбку и ковыряет кусок торта, утащенный с общего стола. Машинально подсчитывает примерное количество калорий и думает, что наставницы будут недовольны. А отец бы грозно нахмурился, чтобы вечером втихую притащить несколько апельсинов.
Апельсины Лея любила. И отца любила, и даже противных дам-наставниц. Но всё ещё никак не могла вообразить, каково это - без них? И как понять, что их нет больше, совсем? И мамы нет. И даже Альдераана - нет?
Лея хотела плакать. Безмерно, безумно, горько плакать. Не ковыряясь десертной (но совершенно неподходящей) вилочкой в торте (откуда его только взяли?) и не пытаясь мысленно тыкать в глыбу льда внутри. Даже не у сердца, а где-то чуть выше желудка.
Никак. Лея только вспоминала укоризненно-смеющиеся глаза отца и его же слова, что войны для Альдераана в прошлом, не стоит в них даже играть. А будущее в творчестве и в ней, в Лее, наследнице всего.
В детскую войну Лея больше не играла, зато нашла способ поиграть в шпионов. Теперь же. Теперь же, кажется, она войной жила. И ведь было всё - лишь бы выжить! А что потери и смерть с достоинством?
Победа же уже близка.
Пиррова победа. Оказалось, что они победили, ведь верно, да? А Лее всё казалось, что проиграли. Она, Её Высочество Лея Органа, принцесса славного Альдераана, проиграла.
И подвела всех. Только папа больше не отругает и мама не утешит.
Их нет.
Вы понимаете? Их - нет!
Хотелось плакать. Грустить, клясться и каяться. А Лея всё не могла понять.
И х н е т.
Ей получалось только злиться на себя, бежать, доказывать, что ложь, обманули, не так и всего лишь представление.
Альдераан жив, чтобы она там не увидела.
А Лея вынуждена сидеть здесь, на чужом празднике, и не знать.
Разозлившись окончательно, Лея взяла и запустила тортом в дверь. Не зная, что она сейчас распахнется, и несчастная сласть угодит ровно в грудь Люку. Который их всех спас. Который лучше бы никогда не приходил, чтобы Лея действительно была с семьёй.
И она просто рассхохоталась. Громко, неприлично, невежливо, не понимая сама, когда смех перешёл в рыдания, а по лицу потекли слёзы.
- Что... Что ты тут делаешь, Люк? - Лея едва выдавила, вытирая лицо рукавом. И снова закатилось истерическим смехом, пытаясь сдержать такие бурные слёзы, что подступили не к месту. - Ты же герой. Твоё место там, со всеми.
Но чтобы не случилось, Лея отлично помнила слова мамы - слёз королевского дома не должен видеть никто, разбита ли у тебя коленка или душа.
На нас ведь смотрят, маленькая.
Мамин голос, как сейчас. Мамин голос будто бы здесь. И Лея отчаянно надеялась, что ее лицо не слишком ее же выдает.