Миссия, начавшаяся как миротворческая, наконец подошла к своему логическому концу, когда корабль пересек верхние слои атмосферы Татуина. Было в этом своеобразное удовольствие — возвращаться к самому началу пути и тем самым наконец узнать, где же все пошло не так. Когда мастер подобрал мальчишку-раба? Когда мастер умер за мальчишку-раба? Когда ситх умер за мастера?

(должен падаван?)

Когда ситх умер за женщину?

(должна женщина?)

А она и ужаса своего не скрывала в своих голубых глазах, пытающихся ухватиться за синеву глаз напротив — вопреки всему продолжая вести неравную борьбу, как и все женщины семьи Криз, даже в момент осознания своего поражения. Голос Сатин потонул в бездне торжествующего оскала: ведь Оби-Ван никогда не чувствовал себя более полноценно, чем сейчас, когда его пятка нашла опору под закатившуюся к нему голову Мола — его смерть наконец сложила два разрозненные детали в рабочий инструмент, способный отладить давно сбоивший механизм. Податливая, кроткая Сила подкатила к нему меч, и его рукоять сошлась с рукоятью меча, которую Оби-Ван хранил у себя под сердцем очень давно — даже дольше, чем держал в руках меч мастера в качестве рыцаря, его жизнь, его наследие; Оби-Ван засмеялся, будто меч и вправду способен отравлять, и боль общая из сердца яд прокачала по всему организму.

— Лучше, чем медитации, — признался он Сатин, которая так и не поняла: чтобы научиться летать, нужно упасть в пропасть.

Он позволил ей уйти и думать, будто она выгнала его, но ведь ей хуже — ей навсегда помнить, что это он, а не запоздавшие республиканские коммандос, стал гарантом мира; от перестановки переменных сумма меняется, а некоторые вещи вынести одному невозможно.
Может, отчасти даже потому учение ситхов в конечном счете свелось хотя бы до двух.

Началось, впрочем, все конечно же на Татуине. Венжу нравился Татуин, потому что только пустыня отвечала его душевному состоянию, когда, кажется, что обращенному внутрь гневу нечего больше жечь внутри, но внутри - не угли, внутри — песок, способный вздыматься в шторму и погребать все, что откликалось как враждебное. Когда он было почти сочувствовал Энакину, тянувшемуся к нему участливой Силой, жалобной Силой, а он отсекал всю лишнее, крутил связь в петли, позволял ему себя обмануть — пока петля не нашла его шею и не затянула. И он не закричал, когда кричать бы следовало, лишенный всего... кроме гордости.
Ради которой отдал даже возможность быть с Падме. И это было самое смешное, что Энакин осознавал, но винил в этом мастера. Очень зря.

Ведь это все был ты.

Ты.

Если даже у Венжа оказалась кишка не тонка брать на себя ответственность, то и тебе пора бы научиться пример с мастера. Правда, следовало бы признать, работы предстояло много: джедаем он и сам никогда не умел действовать самостоятельно, вручая себя в руки Силы.

Отвратительно.

Энакину, однако, пока рано вообще что-либо вручать в руки. Тот не преминул воспользоваться возможностью, ударил его, и у Венжа треснула нижняя губа, которая вопреки боли растянулась в улыбке, а потом и вовсе зашлепал ими, смеясь: да, все правильно. Пусть и как обычно своевольно.
Оби-Ван Кеноби предпочел бы действию слово. Дарт Венж отвечает такой же шалостью рук, замыкая их поверх ошейника, подавляющего Силу.

— Мастер, — поправил холодно Венж, спускаясь с трапа корабля. Отвлекся, чтобы активировать маскировочное устройство и скрыть корабль от посторонних глаз.
Если повезет, то пробудут они здесь недолго. Убивать — дело секунды, но удивительнее всего то, что ничего в памяти не откладывается столь долго, как послевкусие после. Вкус чужой смерти, проникающий в каждую пору — трупный запах и вправду въедливый, удушливый — не сравним ни с чем.
Ученика убивать он, впрочем, не собирается, как и позволять себя — еще не успел показать все прелести того, что значит жить с раскрытыми глазами.

Это ведь была первая его просьба.

Очнись, пожалуйста.

А ведь как много сил ушло на то, чтобы заставить Энакина плыть с открытыми глазами, почему-то вспомнилось ему. С другой стороны только так Энакин плыл, не замечая никаких преград.

Очнись, пожалуйста!
Это ведь не ты.

— Я думал, что ты узнал эту местность. Ты всегда говорил, что, хоть и кажется обратное, пустыня не однородна. Она разная, — Венж накинул на себя капюшон, скрывая свою голову от яростного шипения двух солнц, и спокойно прошел вперед, равно зная то, что Энакин не нанесет удар сзади, как и то, что не сбежит. Раб однажды, — но я пришел показать тебе не это.

Выбрал место он не случайно. Кажется, тут оканчивалась Юнлендская пустошь, сплошь и рядом заселенная паразитами от вомп-крыс до тускенов, что не отменяло возможность их встретить и за ее пределами. Совсем рядом здесь было место, где детишкам проводили обряд крови — ритуал взросления у дикарей. У джедаев был, впрочем, похожий, и Энакину один из его составляющих зачли ценой потери руки. Удивительно, как в сравнении мы... они не ушли от тех, кого так презирали. Много ли было таких, как Энакин или Хетт?

Его рука уже легла на меч, взмахнула им, обнажая двойной клинок. Сорвалась с руки, ударила притаившемуся рососпиннику, готовый было вот-вот наброситься из тенистого укрытия меж глаз.

— Они ждут его, — Венж брезгливо кивнул в сторону мертвого животного, — но придем мы.

Очнись, пожалуйста!
Это ведь не ты!
Я знаю, мастер. Я верю.

Только вот, Энакин, он прозрел уже очень давно. И видел даже тебя насквозь.

[nick]Darth Venge[/nick][status]клинок возмездия[/status][icon]http://s5.uploads.ru/kj1Gi.gif[/icon][sign]
Hungry dogs are never loyal

[/sign]

Имя Квай-Гона ударило будто бы плетью между лопаток, и даже тяжесть балахона отозвалась под дрожью.

Однако этот удар был необходимой мерой. Как и сотни других ступенек на его пути к освобождению от привязанностей, в каждой из которых искал любовь, теплоту, поддержку...

Причину жить?

Правда в том, что все они были мертвы — не только Квай-Гон Джинн. С каждой новой смертью близкого исчезала перед глазами еще одна развилка, еще один обходной путь, еще одна возможность; вместо этого путь становился все более прямым, лишался вариантов, возможности увернуться.

Зато прямая дорога — самая короткая. Дарт Венж устал ждать.

— Квай-Гон Джинн, — интонации в его голосе говорили, что Венж смаковал на языке эту боль, которую вызывало упоминание старого учителя, — давно мертв для меня, — и которую нашел недостаточно удовлетворительную для себя. Гораздо слаще перекатывать на языке липкий, прохладный ком обиды, непонимания, даже ненависти — за то, что забыли, готовы были выбросить, ведь тогда падаван Кеноби знал, что даже с годами он уступал даже не падавану Скайуокеру по шкале приоритетов.

Тосковал ли он? Определенно нет.

Пренебрежение — отнюдь не то чувство, по которому скучаешь, если, конечно, не испытываешь его сам. Прыгать как кашиикский тах перед носом, кричать, визжать, делать все, чтобы заметили — какое в этом удовольствие?
Надо спросить Энакина, нравилось ли ему это занятие.
Оби-Ван Кеноби, возможно, по истечению лет, когда с вершины накопленного опыта уже мог сказать, что сожалел о том, что подверг подобной участи ученика. Но этого ученика хотел себе Дарт Венж так же сильно, как Оби-Ван Кеноби не_хотел - и для того нужно было не вырвать память, нет. Наоборот принять ее такой, какая она есть.

Энакин упрямый — как и обычно. Как обычно его это раздражало, но Венж решил не растрачивать свое время на препирательства, пытаясь словами что-то кому-то доказать.

— Встал.

Он, конечно, пытался бы — если бы мог, если бы не так больно. И все равно — пытался воззвать, надавить, ворошил старые гнойные раны, ведь боль отрезвляла, расширяла сознание. Непросто смириться, что Венж и есть Оби-Ван — и от этого тоже становилось смешно, даже любопытно, что назойливо чесалось горло от вопроса спросить: неужели ты, Энакин, такой же лицемер?
Не способен любить меня таким?
Свободным?
Такая любовь не нужна. И не любовь это вовсе — любить какой-то известный даже не тебе, придуманный задолго до тебя образ. А Оби-Вана Кеноби в природе, может, и не существовало — как и понятие индивидуальности у джедаев.
Зато каждый ситх уникален.
Венж такой один.

— Ты можешь думать, будто у тебя есть выход, — он снова обернулся к Энакину, прищурился, — будто ты контролируешь ситуацию. Но это не так.
Единственный выбор, который у него был — это активировать меч или нет. Он его сделал.

В этом тоже состояла горькая правда, с которой Венж, как и Энакин, должен научиться жить.

Совсем рядом кончилась песчаная долина, переходя в неровную каменистую поверхность скал, расщелин, неровных обрывов. Один из таких вел в неглубокую впадину, где дети доказывали свою храбрость и ловкость.
Гадерффай вручали далеко не каждому — только самому достойному. Но мало его заполучить — нужно удержать.
Если не можешь, то обрекал себя на смерть.
Смерть тоже нужно заслужить.

— Эти дети, — как будто они его волновали? Или все же Энакин лучше, чем думалось ему после того, как ему стали известны подробности случившегося на Татуине, (когда Квай-Гон Джинн пришел даже к Энакину, но не к нему), — и так бы умерли. Не все выживут после встречи с местной фауной, это факт. Но есть и другой факт, — меч противно скрипнул в его руках, зашипело лезвиями, — что эти смерти ты способен предотвратить. Или можно просто перетасовать очередь смертей. Их мучительность. Ведь я приготовил для них участь гораздо более... неприятную.

[nick]Darth Venge[/nick][status]клинок возмездия[/status][icon]http://s5.uploads.ru/kj1Gi.gif[/icon][sign]
Hungry dogs are never loyal

[/sign]

Отредактировано Obi-Wan Kenobi (2019-04-14 23:33:01)