Не по пути, точно. Джин окинула взглядом базу, напоминавшую базарный рынок, и думала: а все это ведь живо и без нас. И без ее отца, и никогда не нуждалось ни в том, ни в другом. Кассиан отчитается вскоре за всех об успехе (провале?) операции, развернувшейся к ней задницей на Иду, а дальше... что дальше? Будет ли в самом деле живо Восстание, если она не скажет, что ей успел передать отец? В том и беда, что видела опять одна она, и хоть ее наняли, можно сказать, так никто и не торопился ей ни верить, ни вверять что-либо ответственное.
Может, оно и к лучшему. Может, и к лучшему даже то, что она ничего не делает. Она выжила, именно что ничего не делая. Где сейчас мама, отдавшая последние секунды своей жизни борьбе против неравного противника?
Один человек не стоит ничего.
И исчезать, конечно, лучше тоже по одному, но Джин все же решает прибиться к компании Бейза и Чиррута, не особо понимая, куда и к чему они ведут. Как обычно, напоминает себе Джин, но с интересом - держатся они всяко лучше нее и так и подмывает спросить, как это, идти дальше, вперед, но динамики, окликающие некоего генерала Синдуллу, заглушают ее на полуслове.
- Я вообще не уверена, что нам выдадут хоть какой-то паек, - у них же все так строго, скромно и голодно, куда уж им прокормить лишние рты? Однако сыпят им на поднос даже не глядя, и Джин понимает, как скучает по этой обезличенности, которую ей дарила жизнь за кого угодно, только не Джин Эрсо. Она чувствует, что иногда взгляды натыкаются на нее, как ни лишний предмет интерьера, который надо переставить (за пределы базы), иногда - словно делятся об обиде (тут не может быть не так, что кого-то не обидела Империя), иногда - обещают обиду вылить на Джин, как кислый суп на Вобани пахнущую.
Джин не удивлена, учитывая здешний контингент, откуда еще перенимать порядки, как не из тюрьмы?
По еде, впрочем, она скучала больше, так что садится рядом с Бейзом и жадно прилегает к тарелке, с хлюпаньем всасывает все в себя, забыв о манерах. С другой стороны, кому ее оценивать, слепому монаху, что ли?
- Хорошая идея, - с деловым видом заявляет Джин, не замечая, как желудок наполняется едой, а душа - неким намеком на покой.
Прибиться к кому-то, кто ее не осуждал, хотелось, оказывается, больше всего.
- Давно не ела в компании, - вслух замечает это Джин, смущаясь запоздало, - в хорошей компании, то есть. Прошлая сокамерница жаждала убить меня, так что...
Хочется ей сказать совсем другое, но язык вязнет непонятным образом. Раньше Джин легко было говорить все, что думается, хотя на Рее и дальше ее старательно отучали от этого. Прямота не всегда лучший путь, но промолчать об этом она не могла.
Иначе кажется, что будто этого и нет.
- Мне жаль, как все обернулось, - она вздыхает, невольно крутит на палец кристалл, - если бы я только могла что-то исправить...
И ничего она не могла. Оставалось лишь воображать, как с неба льется огонь, как рушится Джеда, как вместе с ней умирает Со, как капитан корабля, решившего поделить судьбу судна.
Иногда даже крысы остаются.
И все же - не смогла. Спасти. Одна.