Люк привыкает к тишине. К тишине. К беспомощности. К одиночеству. К тому, что - ничего - не - изменить.
Отец попытался изменить - хотя бы выяснить что-то - отца больше нет. Совсем нет, никак нет. Никто не приходит, не ерошит волосы, не смотрит в спину - не видя ничего в Силе, Люк все-таки, как ни странно, чувствует этот взгляд. Чувствовал. Больше - нет.

Он старается не думать о том, что это могло бы значить. Старается не возвращаться мыслями к тому-самому зеркалу. Не думать о том, что эта гадость оказалась стократ опаснее для бесплотного духа, чем для человека во плоти - зеркало втянуло, проглотило, уничтожило его, никогда больше не отпустит. Нет, нет, не может быть такого. Отец просто... задумался, затерялся в своем никогда-и-нигде, ушел глубоко в Силу - и вернется, обязательно вернется, рано или поздно, так или иначе, вспомнит о сыне - может быть, найдет ответ, найдет путь к его исцелению - и придет. Главное - ждать и не терять веры.

...сколько месяцев, сколько лет уже?..

Здесь, на затерянном в океане острове, на затерянной в галактике планете, время течет как-то особенно. Каждый день тянется вечность, но как быстро мелькают они, длинные, тоскливые и похожие друг на друга, как две капли воды - кажется, только вчера окончательно растаял лед на склонах - а уже в воздухе начинает кружиться первый снег. Зима, вроде как по счету дней короткая, кажется бесконечной - а потом не можешь вспомнить ни дня, ни дела - кажется, что ты провел ее всю, всю эту бесконечную зиму, сидя на пороге своего дома и пялясь в темноту. Но ты знаешь, что это невозможно. Как минимум, ты бы умер с голоду.

...впрочем, в какой-то момент эта мысль не кажется тебе такой уж плохой. Ты ужасаешься на миг самому этому факту - и тут же забываешь об этом. Ну, мысль и мысль, что такого. Все мы смертны, а выживать здесь сейчас, без Силы, не так-то просто. А главное - бессмысленно. Не проще ли?.. ...И ты даже обдумываешь ее - день, два, три. И отбрасываешь - совсем даже не из жизнелюбия. Просто ты не знаешь, что с тобой происходит - и не знаешь, не будет ли смерть тем самым, чего ждет твой - враг?.. Не встанет, не пойдет ли твой безжизненный труп исполнять его волю - уже без преграды в виде упрямого, бессмысленно-упрямого разума?..

...еще несколько дней ты перебираешь способы смерти, которые бы точно-точно не позволили воспользоваться твоим телом. И приходишь к выводу, что здесь их просто нет. В смысле, тех, реализуемых здесь. А жаль. Единственное, чего тебе сейчас хочется - это обезопасить мир от того, что рвется сквозь тебя. Остается надеяться только, что теперь - когда твой икс-винг сгнил до ржавчины, когда в дырки в его кабине заплывают рыбки, а крылья вот-вот отделятся от корпуса - оно, чем бы оно ни было, в любом случае не найдет путей выбраться отсюда. Даже если добьется-таки своего.

...потом, на смену всем этим попыткам - как ни крути - что-то изменить, что-то исправить или хотя бы прекратить, приходит смирение и принятие.
Просто теперь - вот так. Теперь так будет всегда. До самой смерти, рано или поздно, так или иначе. А потом, уже после ухода в Силу, может быть, получится выяснить, что это было, что случилось, почему так, а не иначе. И, может быть, получится что-то исправить, что-то сделать с последствиями. Или нет.

...а потом, однажды - верно, он слишком задумался, не заметил, плести из водорослей - медленная, нудная и достаточно бессмысленная работа, зато утепление получается хорошее - рядом появился странно-красивый кувшин, и привычное движение взлохматило ему волосы, и из воды создались буквы.

Люк замер, недвижим, не зная, чего ему хочется больше - глупо и бессмысленно поверив, заплакать от радости - или кричать от ярости, оттого что неведомая тварь, сожравшая отца, сейчас пытается подражать ему.

- Я не знаю, кто ты, - с трудом разжав зубы и хмуря кустистые седые брови, выговорил он. - И не могу этого проверить, никак, - и если ты и вправду мой отец - ты знаешь, почему.

...почему бы не поверить? Искушение велико, но... Слишком долго. Слишком, слишком долго. Отец бы ни за что не ушел так надолго, не сказав. Отец бы не пришел без объяснений.
...или?..
Люк умолк, выронив начатую работу. Что будет дальше? Чего ждать? Чему верить? Никогда еще он не чувствовал себя настолько - безнадежно - беспомощным. Слепым и глухим. Потерянным.

- Четыре... дня? - в сухой, надтреснутый, старческий голос прорвалась, нежданно-негаданно, горькая, саркастическая издевка. Сколько времени уже он не говорил вслух? А сколько - не говорил ни с кем?..

Ненависть поднималась в его груди - ненависть, бессмысленная и  безнадежная, не имеющая ни цели, ни выхода - ненависть к твари, не дающей ему даже уйти спокойно. Не дающей остаться наедине с собой. Подумать. Пережить. Успокоиться. Уйти спокойно и достойно. Как, оказывается, далеко от него смирение и принятие. Как далеко. Особенно... особенно сейчас, когда тени приходят искушать его. Искушать поверить и довериться. Люк задохнулся от жгучей, больной, бессильной ярости - он даже сам не ждал от себя такого. Будто вся, накопленная за эти - месяцы? годы? десятилетия?.. сколько же, и правда, прошло времени на этом острове? - за все эти бесконечные часы ненависть клубком подступила к горлу, мешая дышать.

...или то была ненависть к себе - такому слабому, такому бесполезному, бессмысленному себе, тому себе, который, несмотря ни на что, пытается надеяться? Бессмысленно, глупо, даже прямо опасно, даже нет - просто категорически нельзя позволять надежде шевельнуться в сердце, ни на миг. Опасность... слишком велика опасность для всех, для всего мира, для тех из его родных и друзей, кто все еще жив. Нель-зя. Тварь долго пыталась найти ход, долго копала под его защиты. Сейчас тварь решила зайти с другой стороны - ударить со стороны того, кто... того, кто по-настоящему ему дорог. Сыграть на его сыновнем доверии, на его любви и уважении - и...

Люк бездумно посмотрел на осколки костяного крючка у себя в руках. Хорошая была вещь. Удобная. Надежная.
...ни на что нельзя надеяться. Нель-зя. Запрещено. Опасно для других.

- Уходи, - негромко сказал он, отряхивая руки от осколков и глядя прямо перед собой. - Уходи, я тебе не верю. Моего от... - он споткнулся, но заставил себя договорить - все так же ровно, удерживая, скручивая в бараний рог клокочущую в душе ярость: - Моего отца не было здесь... уже... - сколько? сколько?.. говори твердо, даже если ты не знаешь - ты уверен в себе, вот что нужно показать. - Уже несколько лет по здешнему календарю. Он ушел к твоему проклятому зеркалу - и не вернулся.